«Классикой русской живу и лечусь»

Сегодня слово в защиту русской классики возвышает известный петербургский писатель, борец за чистоту родного языка, давний автор газеты «Православный Петербург» Юрий Серб.

— Ни в коем случае русская классика не устарела! Ни в коем случае! Классика —это сокровищница нашего духа, наших традиций, нашего языка, а без этого не существует народ. Без русской литературной классики нет русского народа.

Давайте будем современными — обратимся к таким источникам, как Ютуб. Там можно найти очень много и европейцев, и американцев, которые восхищаются русским языком за его сложность и его красоту. Вот именно: сложность и красота — это те драгоценности нашей цивилизации, нашего языка, нашей культуры, которые пленяют людей независимо от их происхождения и национальности. Давайте вспомним такого французского писателя и переводчика, как Ив Готье. Он переводил на французский наших классиков и не раз говорил, что русский язык — это чудо и русский писатель должен быть счастлив уже тем, что обладает таким совершенным литературным инструментом. Он даже утверждал, что с помощью русского языка можно попросту описывать окружающее — и эти описания уже будут художественными произведениями, ибо наш язык сам придаёт любому тексту художественность. Ну, допустим, тут Ив Готье преувеличил, но всё равно из этих слов мы можем понять, с каким восторгом воспринимают наш язык люди, знающие толк в литературе. Как же может устареть наша классика, написанная великими виртуозами языка?

Теперь посмотрим на нашу литературу с другой точки зрения — духовной. По моему глубокому убеждению, русская классика — это то, что в старину называли душеполезным чтением. Вы скажете: «А как же Лев Толстой, который в своём отрицании православия дошёл до прямой ереси? Неужели его книги тоже душеполезны?» Я отвечу: вся ересь Толстого — от ума, не от сердца. Но вот я недавно перечитал его небольшую повесть «Хозяин и работник»… Написана она Толстым уже под старость, когда антицерковные настроения сильно овладели его умом… Но в этой повести вы не найдёте и следа таких настроений! Более того: это одно из самых христианских, самых православных произведений в нашей литературе! Там говорится о внезапном преображении человеческой души, о внезапном возвышении её до высочайшей жертвенности… Герой её — купец, человек жадный, корыстный, тщеславный и т.д. — в конце концов спасает от страшной смерти своего работника, спасает ценой собственной жизни. Это вещь потрясающей силы, которая могла родиться только в душе гениального писателя. А ведь кроме Толстого у нас есть и Гоголь, и Достоевский, и Лесков — великий, недооценённый писатель, и много, много иных великолепных мастеров слова. Наша литература — это поистине душеполезное чтение, и тот, кто хочет от неё отказаться, тот лишает души человеческие великой пользы.

Но вот говорят, будто современные дети не поймут русскую классику, а значит, незачем преподавать в школах литературу… Лукавит тот, кто так говорит! Дети в массе своей вовсе не так глупы и тоже задумываются над вечными вопросами бытия, над которыми размышляли и наши писатели. Я говорю это по личному опыту: мы, члены Союза писателей России, устраиваем время от времени походы к студентам и школьникам. Нам, конечно, чинят препятствия на этом пути и ректораты, и руководители кафедр, — но когда мы всё же проникаем к молодёжи, то встречаем очень отзывчивую аудиторию. Видимо, нам нужно проявлять больше наступательности… Мой опыт говорит, что школьники ещё немножко забиты учителями и боятся мыслить самостоятельно, но студенты чувствуют себя более независимыми и более привыкли размышлять, анализировать… Интересно, что когда прошлой весной на встрече со студентами Института культуры я задал им вопрос: «Как вы считаете, что полезнее: бумажная книга или электронная?» — они единодушно сказали: «Бумажная!» — хотя это были совсем молодые люди, с детства не мыслящие жизни без всевозможной электроники. Они чувствуют, что бумажная книга роднит человека с произведением, с автором, а электронная ставит какую-то преграду для восприятия. Книга, которую ты держишь в руках, имеет своё лицо, свой облик, — и потом, когда ты её перелистываешь, то видишь, сколько тебе ещё остаётся читать… А когда перед тобой бесконечное полотно на экране, ты не чувствуешь книгу как целостность, ты не чувствуешь, где ты в ней находишься, где ты в ней существуешь… Ты остаёшься чужд ей.

Но, конечно, восприятие классики зависит от того, кто преподаёт литературу… Если человек безграмотен, не чувствует русского языка, не понимает прелести художественного слова, а по какому-то недоразумению закончил вуз и теперь является учителем-словесником, то это к добру не приводит. Когдато я спорил с одной такой учительницей… Она доказывала, что Пушкин был неграмотен, потому что он, видите ли, написал: «В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань». «Что за слово такое — «неможно»?! Это не по-русски сказано!» Тут-то я понял, что моя собеседница попросту не владеет богатством русского языка, не чувствует родной речи. «Нельзя» и «неможно» — это синонимы, они сосуществуют в русском языке, точно так же как существует в нём и является его неотъемлемой частью церковнославянский язык. Эти вещи надо понимать, им надо учить будущих преподавателей, чтобы преподаватели донесли это до детей.

***

Недавно отмечали 85 лет со дня рождения нашего замечательного поэта Владимира Андреевича Кострова. Я для себя этого поэта открыл совсем недавно и был потрясён… Ему принадлежат такие слова: «Классикой русской живу и лечусь». И его стихотворением я бы и хотел закончить свою речь:

Когда мне становится грустно,
когда невозможно уже…
читаю. От лирики русской
рассвет наступает в душе.

Как будто бы солнышко брызнет,
надежду неся и привет.
В ней нет отчужденья от жизни
и едкого скепсиса нет.

Как будто бы полем в тумане
идёшь, погрузившись до плеч, —
врачует, колдует, шаманит
широкая русская речь.

Она превращается в чувство, —
нет выше на свете судьи,
чем это великое чудо
единой народной судьбы.

И горы крутые покаче,
и в осени больше огня.
И нету на свете богаче,
и нету счастливей меня!